Между прошлым и будущим - Яна Белецкая

К сожалению, я не лишилась чувств, а только вцепилась в спинку стула, с которого только что встала. Все тело пронзила судорога, и стало очень холодно.

– Он застрелил господина… – доносилось до меня, – Тот выпил и позволил себе обсуждать брак сера Николаса Сен – Джона с вашей падчерицей, мадам, – говоривший человек промокнул вспотевший лоб, – Он позволил себе неуважительно отозваться о госпоже Алисии, тогда граф выстрелил в него, а после… после схватился за сердце и упал… он умер, госпожа графиня.

Что было дальше – я не помню, наверно потому, что часть меня умерла вместе с ним. Смутно помню лишь то, как няня время от времени давала мне пить какую – то траву, а потом я лежала с открытыми глазами и мысленно умоляла его простить меня, ведь это случилось из – за меня. Во всем виновата я.

Ночью я спустилась в его кабинет, зажгла свечу и долго сидела в его кресле, перебирая на столе каждую бумажку, каждую мелочь, которой он касался.

Когда дурман травы ослабевал, я начинала ждать, а может быть даже хотеть того, что бы мачеха обвинила меня в его смерти и с помощью Милады расправилась со мной. Ведь теперь я осталась совсем одна, защищать меня отныне некому.

Однако я ошиблась.

Накануне похорон, няня мышью прошмыгнула в мою комнату.

– Ну ка пойдем ка со мной, – велела она, хватая меня за руки, что бы помочь встать со стула, на котором я сидела, тупо глядя в окно.

– Куда? – отрешенно спросила я, мне было все равно, хоть на эшафот.

– Собаки то твои совсем отощают!

– Кто – ни будь, покормит, – отмахнулась я. Ничто, и никто мне был не нужен. Ник? Тем более нет, теперь я не представляю для него никакого интереса. Не думает же он, что мачеха даст за меня приданное.

– Да пойдем же, упрямица! – гаркнула няня.

Я равнодушно подчинилась, какая разница куда идти, зачем идти.… Все равно мне недолго осталось… Мачеха с Миладой если не сгнобят, то отошлют куда – ни будь с глаз долой.

Меня привели в мою любимую беседку в самом конце нашего сада. Я села на скамейку и невидяще уставилась перед собой.

Няня растворилась, зато появился расплывчатый силуэт Ника.

– Алиса, – позвал его голос.

Вот теперь я его разглядела.

– Что, пришел сказать, что я не гожусь теперь тебе в жены, – криво усмехнулась я. Апатия начала сходить, все же он очень сильно волновал меня, только сейчас это было еще больше, чем раньше, но не имело значения. «Вот сейчас он скажет, и я уйду», стучало у меня в голове, хотя зачем говорить, когда и так все ясно.

– Почему ты вдруг решила, что не подходишь мне? – искренне удивился он.

– Это очевидно, – в свою очередь удивилась я, – Мачеха и не подумает дать приданное. Я стала никем, а вернее графским бастардом.

– А теперь послушай меня и не перебивай! – Ник сел на скамейку рядом со мной и взял мою ледяную руку в свою.

– Ты замерзла?

Я пожала плечами, ощущая предательскую дрожь.

– Для начала я хочу уверить тебя, что даже без приданного женился бы на тебе – дело решенное, однако, – он выдержал паузу, заглядывая мне в глаза, – У тебя есть великолепное приданное и опекун. Твоя мачеха не имеет никаких прав распоряжаться твоим наследством и тем более влиять на твою судьбу.

– Как же это, – вяло спросила я.

– Да очнись же, Алиса! – Прокричал Ник, стиснув мою руку, – Твой отец все успел оформить как надо, по закону, и в случае его…, – Ник запнулся и осторожно, стараясь подобрать выражение, тихо сказал:

– Внезапной кончины, назначить моего отца твоим опекуном. До совершеннолетия тебе осталось меньше года, но ты уже принадлежишь семье Сен – Джон.

В следующий миг плотину моих чувств, не вырвавшихся наружу сразу после осознания произошедшей трагедии, прорвало. Я зарыдала в голос. Ник прижал меня к себе, заглушая стоны. Всхлипывая, я повторяла снова и снова:

– Он так любил меня, а я его убила! Только я виновата в его смерти, только я…

Ник баюкал меня словно маленького ребенка, что – то ласковое шепча на ухо.

Когда я немного успокоилась, он отстранил меня и, вытирая своим платком мои слезы, сказал то, во что я поверила и почувствовала, что еще жива.

– Незаслуженно обвиняя себя, ты причиняешь ему боль там, где он сейчас – в лучшем и счастливом мире, в котором царит лишь безмятежность и покой. Ты сама знаешь, насколько была дорога ему, ты всегда знала, что являешься тем человеком, для которого он жил. Неужели ты бы поступила иначе, если бы кто – то посмел оскорбить его в твоем присутствии? Да я уверен, ты не то, что с пистолетом, ты бы голыми руками задушила подлеца. А что же он? Он защищал твою честь, которая была ему дороже своей собственной, – Ник глубоко вздохнул, – А случившийся с ним приступ – следствие, видимо, слабого здоровья или неполадок с сердцем. В любом случае он это тщательно скрывал и никто даже не догадывался об этом. Вспомни, Алиса, ведь и твой дед – отец графа – умер молодым.

После таких слов, мне было крайне тяжело сдержаться и не сказать, как сильно я люблю его.

– Но он же только в этот роковой день собирался оформить приданное. А опекун? От куда он мог знать, что…, – я была не в силах произнести это страшное слово.

– Это формальности Алиса, все было сделано еще до моего приезда из Лондона.

Мой отец вчера признался, что граф просил его стать твоим опекуном независимо от того, состоится наша свадьба или нет. По-видимому, не доверял он даже графини.

Пусть я не сказала Нику о своих чувствах, мой обожающий взгляд не остался незамеченным.

– А я наорал на тебя как последний идиот на том треклятом балу! Ты простишь меня?

– Теперь простила, – попыталась улыбнуться я. – Ты же не передумал на мне жениться.

– Более того, можно обвенчаться сразу, как только ты относительно успокоишься.

– Теперь долгий траур, нам не позволят.

– Не позволительны пышные торжества, – возразил Ник, – Я говорю о тайном венчании. Так будет спокойнее нам обоим, и ты будешь чувствовать себя защищенной.

Сердце часто заколотилось. Я не безразлична ему, он хочет защитить меня! Снова с непреодолимой силой захотелось броситься ему на грудь и уткнуться в еще мокрый от моих слез шейный платок.

– Ты, правда, этого хочешь? – выдохнула я.

– Еще бы, за такое приданное!

– Сам изжога! Ты не последний идиот «на треклятом балу», а первый!

– Моя Алиса!

8

День похорон был еще тяжелее, чем тот, когда прибыла из города делегация со страшной вестью. Одно дело осознать, что его больше нет, а другое видеть неподвижное тело в утопающим в цветах гробе на алтаре храма и понимать, что больше никогда не увидишь его ясных глаз, ласковой улыбки, и не услышишь глубокий ласковый голос…

У меня никогда не было родной матери, а теперь нет и отца.

Проводить его в последний путь съехалось все местное общество и казалось, весь город. С отвращением я заметила, что мачеха просто купается во всеобщем сочувствии и наслаждается ролью безутешной вдовы.

Мой новоявленный опекун лорд Сен Джон один из совсем немногих был рядом именно со мной и как – то сразу стало ясно, кто искренне уважал и любил отца. Они находили для меня слова утешения, а для основного большинства я стала незаконно рожденной бесприданницей, зависящей теперь исключительно от милости моей мачехи. Так думала она, так думало и общество, весь жадный до сплетен бомонд. Я была абсолютно уверена в том, что еще до того, как бросили первую горсть земли в могилу отца, «скорбящие» шептались о моей дальнейшей судьбе и о том, как поступят Сен – Джоны. Что ж, их всех ждал сюрприз. От отвращения к этим лицемерам меня затошнило. Обменявшись с Ником понимающими взглядами, я ушла к себе, закрыла дверь на ключ и не пустила даже свою старушку. Хотелось быть одной и вспоминать каждое мгновение с ним, навсегда потерянным.

На следующий день прибыла новая делегация, однако страшных вестей больше ждать не приходилось. Пожаловали нотариус, адвокат, поверенные и прочие люди, представлявшие интересы отца.

Черное платье вдовы выгодно подчеркивало белую кожу мачехи. Опуская вуаль на «заплаканные глаза», она вышла к ним на встречу.

Когда, наконец, было покончено с очередным потоком выражения соболезнований и приветствий, мачеха и Милада в один голос пригласили всех пройти в библиотеку, где должно было состояться оглашение завещания.

Я перехватила взгляд вдовствующей графини – в нем была холодная решимость.

Она готова была, как тигрица сражаться за интересы Анны, понимая, что отец не обделил бы меня ни за что, будь у него время составить завещание, поэтому спорный вопрос, кто являлся основным его наследником. Но скоропостижная кончина графа делала именно ее главой нашей семьи. Вроде бы надо спокойно ждать оглашения, однако графиня в чем то сомневалась.

Мне снова стало противно до тошноты, я готова была полностью довериться Сен – Джонам и отказаться от моей доли наследства в пользу Анны.